Сталинград – от поражений до победы. (Из дневника парторга) - Игорь Ваганов

Встреча с Сорокиным у нас произошла случайно. Пробираясь по ходам сообщения и овражкам я забрел в расположение соседнего полка, а вскоре встретил и его командира подполковника Сорокина.

Незадолго до этой встречи лейтенант Файзулин рассказал мне очень интересный случай. Прикрывая отступление, его взвод оказался в глубоком тылу немцев и вынужден был пробираться окольными дорогами. И вот, в одном хуторе близ Дона, встретил до десятка солдат сорокинского полка. Солдаты без возражения встали под командование Файзулина. А когда вышли из окружения, ни один из них не покинул взвода, говоря, что их в полку обязательно пошлют в штрафной батальон. Тогда как солдаты других полков стремились в любом случае попасть в свою роту и в свой взвод.

Знал об этом Сорокин или нет – мне неизвестно. Но при встрече он тут же резким осуждающим тоном спросил:

– Говорят, что вы трусов и паникеров в герои возводите?

– Не пойму, о чём речь, товарищ подполковник, – официально ответил я.

– Не прикидывайся дурачком, – как всегда тоном, не терпящим возражения, ответил Сорокин и, изучающе осмотрев меня своим недоверчивым взглядом, продолжал: – Что это за Семенихин у вас объявился? Говорят, десять дней где-то болтался по тылам врага, и вы его с распростёртыми объятиями приняли.

– Ах, вон о чём вы, – рассмеялся я, – верно, почти все вышли у нас из окружения. В том числе и Семенихин. И надо сказать, для Семенихина – большой урок. Он многое понял. И, самое главное то, что научился врага ненавидеть.

– Вы всё философствуете! – вновь оборвал меня подполковник. – К стенке надо вашего Семенихина, чтобы другим неповадно было. А вы на руках его носите.

К этому времени взгляды многих товарищей на окружение уже изменялись, и я смело ответил:

– Всех, кто был в окружении, не расстреляешь.

– А надо бы, – заявил Сорокин.

– Не ваша воля, – ответил я и распрощался.

С этих пор я Сорокина не встречал, что с ним – не знаю. Но подумать меня он заставил. В своем отделе с начальником мы как-то не нашли общего языка. Горбунов всё держал в себе и был не откровенен, Загорский придерживался взглядов сторонников Сорокина. Зато с Шевченко и Суриным мы делились во всём. У нас не было друг от друга секретов. Я никак не мог понять, почему у нас сложилось такое отношение к людям, побывавшим в окружении. Человека, вышедшего из окружения или сбежавшего из плена, обязательно опасались. Почему-то кое-кто предполагал, что он непременно выболтал военную и государственную тайну и уж, наверное, завербован в шпионы. Как правило, за ним устанавливался очень строгий надзор. Всё это мне было непонятно. Я не верил, что наш советский человек способен продать свою родину. И мне было очень тяжело, когда о том или другом верном товарище вдруг спрашивали что-нибудь неприятное. Я часто об этом спрашивал Шевченко. Он отвечал обычно так: время такое, но оно пройдёт, поверь мне, пройдёт.

Глава 8

28 августа 1942 года. (Из дневника И. М. Ваганова.)

Писать не хотелось, но иной раз бывает и так, что сила привычки одолевает всё. Так получилось и сегодня. Примостившись на лафет пушки, записываю о том, что взволновало меня. А взволновало вот что: начальник политотдела ещё утром вручил мне листовки и сказал:

– Прочитать во всех ротах и батареях.

Мне страшно хотелось спать, и я небрежно сунул их в карман, подумав, что прочитаю потом, а сейчас спать, спать! Но вдруг меня охватило какое-то непривычное волнение, и я сам не сознавая, вытащил одну листовку. И вот эта маленькая листовка, написанная не на первосортной бумаге, глубоко взволновала меня и разогнала мое дремотное состояние. «Мастера истребления танков» – так была озаглавлена листовка. Сколько в ней было строк, память не сохранила. Но её простые слова запали в душу на всю жизнь.

Их было тридцать три. Тридцать три героя… Почти совпадает с Пушкиным, писавшим о тридцати витязях, чредой выходящих из вод. Но это были не сказочные витязи, а реальные солдаты 67-й стрелковой дивизии 1379-го полка, разных рот и батальонов. Ранним утром 24 августа 1942 года, на крутом берегу мелководной степной речушки Россошки попали они в окружение немцев.

– Рус, сдавайся! – закричали со всех сторон враги. В этот момент на одном из брустверов окопа показался замполит Леонид Ковалёв.

– Товарищи! Смерть или победа! Но только не плен, – обратился он к солдатам и офицерам.

– Победа, но не плен! – поддержал его младший лейтенант Георгий Стрелков.

– Клянёмся победить или умереть, но в плен не сдадимся, – крикнул командир взвода связи младший лейтенант Евтифеев.

– Клянемся. Клянемся! – отозвались со всех сторон солдаты.

– Рус, сдавайся! – гортанно выкрикивали гитлеровцы, сжимая огненное кольцо вокруг горстки храбрецов.

– На, получай, гадина! – крикнул Леонид Ковалёв и выстрелил из пэтээровского ружья.

– А это возьмите в придачу! – добавили солдаты и тоже выстрелили в приближающиеся танки, и в фашистские танки полетели связки гранат, бутылки с горючей жидкостью.

На поле боя запылал один танк, потом второй, третий, четвёртый. Немцы уже не кричали «Рус, сдавайсь!» Они залегли, поливая свинцом маленький островок, занятый нашими бойцами. А танки всё ползли и позли.

– Не пройдёшь, гад, не пустим! – вновь крикнул Ковалёв и метко кинул на танк бутылку с горючей жидкостью.

Ещё запылало стальное чудовище, потом ещё, ещё! На поле боя дымилось уже около десятка танков. Атака захлебнулась. Немцы отошли, но немного погодя, с бешеным рёвом моторов и беспорядочной стрельбой из пушек и автоматов, снова ринулись на безымянный холмик, занятый храбрецами.

Два дня шёл неравный бой. Два дня тридцать три гвардейца отбивали яростные атаки врага, два дня гитлеровцы стремились сокрушить волю советских солдат. Два дня маленький клочок земли забрасывали не только огнём, но и листовками. Листовки то обещали хлеб, мясо, «вольную жизнь», а то, вдруг, начинали стращать. Но ничто не могло сломить советского солдата. Гвардейцы выстояли. Первые покинули поле боя гитлеровцы, оставив 27 танков и свыше 150 трупов солдат и офицеров.

«Ни шагу назад!» Так заканчивалась маленькая листовка, написанная в окопах Сталинграда.

Так скупо и лаконично рассказывала листовка о беспримерном подвиге 33 гвардейцев. Но не прошло и трёх дней, как их имена стали известны всей стране. 33 советских витязя повторили подвиг 28 панфиловцев, которые под руководством политрука Клочкова В. Г. в районе разъезда Дубосеково уничтожили 18 танков врага и свыше 70 гитлеровцев, имена 33 гвардейцев стали рядом с героями панфиловцами, они также стали бессмертны. А их подвиг говорит о возросшем мастерстве, он учит советских воинов побеждать врага. Победив врага, они все остались живыми, и все они продолжали сражаться на берегу Великой Русской реки.

Прочитав листовку, долго сижу молча. Перед моими глазами как наяву раскинулся крутой берег Россошки, круговая оборона. Грохот танков, море огня. Над всем этим возвышается наш советский человек – Ковалёв.

«А если бы я оказался на месте Ковалёва, выстоял бы я или нет?» – задал я себе вопрос и тут же ответил: «С такими, как Файзулин, Шабалин, молчаливый Тюменцев, Жильцов и Дементьев, пожалуй, и я бы не дрогнул. Ведь это они, мои однополчане, повторили слова 33 гвардейцев: «Ни шагу назад!»

Глава 9

В результате ожесточённых боёв немцам удалось прорваться к Волге севернее Сталинграда на участке Рынок—Акатовка. Территория, которую удалось при этом удерживать противнику, представляла узкий коридор, который одним концом упирался в Волгу. Ширина коридора была не более десяти километров.

На этом участке сражались соединения немецкого 14-го танкового корпуса – 60-я и 3-я моторизованные дивизии, которые защищали северный участок коридора. Кроме того, 16-я танковая и 389-я пехотная дивизии противника защищали южный участок.

Наши войска вели наступление на прорвавшегося к Волге противника. Со стороны Сталинграда наступали части 62-й армии (с 10 сентября командующим 62-й армией был назначен генерал-лейтенант В. И. Чуйков), а на северном участке части 1-й гвардейской и 66-й армии (в состав которой в тот момент входила и 54-я механизированная бригада).

Именно в этот ответственный момент в Сталинград прибыл генерал К. К. Рокоссовский, которому Жуков приказал принять командование Сталинградским фронтом (вскоре он был переименован в Донской, а Юго-Восточный фронт – в Сталинградский).